Жизненный путь
Станислав Лем родился во Львове 12 сентября 1921 года в семье врача и продолжил «семейную» профессию. Он закончил Ягеллонский медицинский университет в Кракове в 1948 году и впоследствии некоторое время был практикующим врачом, а в свободное время начал писать рассказы. Впервые его произведения были опубликованы в 1946 году – в свет вышли научно-фантастические повести. Позднее это увлечение переросло в основное занятие, и первый литературный успех пришёл к Лему после публикации романа «Астронавты» в 1951 году, который затем неоднократно публиковался за рубежом и завоевал широкую популярность. Но на высокий пьедестал признанного авторитета в области научной фантастики Станислава поднял другой его роман — «Магелланово облако» (1955). С этого времени Лем – профессиональный писатель. Известность пришла к нему быстро. За четверть века он создал лучшие свои научно-фантастические произведения, в которых обличал потребительское отношение к жизни и милитаризм. Также перу Лема принадлежит несколько циклов юмористической фантастики, стихотворения, научно-фантастические и психологические эссе, рассказы, повести, романы. По произведениям Лема снято несколько фильмов. Например, роман «Солярис» (1961), который неоднократно экранизировался – в частности в СССР режиссером А.Тарковским. Во всем мире специалисты-футурологи знают фундаментальную работу Лема «Фантастика и футурология» (1970). Последние десятилетия творчества писателя отмечены преобладающим интересом к философии, социологии, методологии, а не к художественной литературе. Проза Лема – это философия, преподанная читателю в художественных образах, где он подвергал сомнению все, вплоть до самых простых истин. Главный «враг» по его мнению – умственная лень, нежелание вдумываться в суть вещей и в законы, управляющие мирозданием. Произведения Лема – высокообразованного человека, прекрасно разбиравшегося в астрономии и биологии, кибернетике и физике – изобилуют интеллектуальным юмором и игрой слов. Его книги переведены на 41 язык, их тираж составляет около 30 млн. экземпляров. Он член Польской Ассоциации Писателей, лауреат многих национальных и зарубежных премий, обладатель нескольких ученых степеней… Скончался Станислав Лем 27 марта 2006 года в Кракове. Писатель не хотел бессмертия и напрямую говорил об этом, но очень бережно относился ко времени. «Для меня нет ничего дороже времени», — говорил он.
Творческое наследие
Цитаты
Космического диалога не будет. В космосе возможны лишь монологи. — вариант распространённой мысли; многократно парафразировалось Лемом, например, в гл. IV «Возвращения со звёзд» от слов «при скорости, лишь на доли процента…»
Таково моё мнение — человек непригоден ни к тому, чтобы жить в построенном им самим аду (ведь он же не дьявол), ни к тому, чтобы жить в раю (потому что он не ангел и не может им стать). — предисловие к «Осмотру на месте», 1989
Что касается современных технологий, то они, безусловно, угрожают человечеству, но проклинать их не следует, ибо без них будет ещё хуже. — речь на церемонии присвоения ему степени почётного доктора университета Билефельда, 13 ноября 2003
Без первоисточников
Больше всего может дать тот, кто всё потерял. — вероятно, повтор чужой мысли. Nikt nie może dać więcej od tego, co stracił wszystko.
Массовая культура — обезболивающее средство, анальгетик, а не наркотик.
Может быть, дураков не становится больше, но они становятся всё активнее.
Труженик космоса. — иронично от «Труженики моря» Гюго; на русском сочетание отмечается не позже 1961 г.
Центральное место, занимаемое наукой в обществе, отражает её роль в развитии цивилизации. Наука открыла неограниченные перспективы развития цивилизации, а также показала множество путей, по которым оно может пойти. А поскольку выбор пути требует рационального подхода, то наука, будучи единственной рациональной формой познания, стала необходимостью. — вариант распространённой мысли
Из художественных произведений
«День седьмой» (Dzień siódmy), 1946
Когда уже было создано множество цветных и выпуклых вещей, а также холодных и звонких, Бог подумал, что хорошо было бы их оживить, чтобы земной шар знал, что является пространственной полнотой, а его тональность — дрожью ожидания.
Но когда он посмотрел с высоты на плоскость времени, испещрённую морщинками мгновений, шелестевших как трава, он подумал, что в созданном мире уже не может изменить ни блеска капель росы, ни размеров скал, ибо тогда его Творение впало бы в неописуемый хаос.
Поэтому он создал человека.
И сказал, что всякая вещь меж небом и землёй в свете человеческих глаз будет отбрасывать тень, и это будет слово. А слова были большие и мясистые, как мезозойские бабочки, они летали, тяжело содрогаясь, и были тёмными от крови. Когда они садились рядом с человеком, позволяя взять себя в руки, то разбухали и надувались, и были они сильными, и благоухали, как настоящие цветы. Их можно было приколоть к папирусу и вырезать в камне, и они не менялись.
Но вскоре люди открыли, что слова — это только тени вещей, и презрели их. Потом они пытались отвергнуть тени и пренебречь словами. Они посылали свои чувства в кончики пальцев, в отверстия ушей и глаз и там расставляли силки, в которые должны были попасться Вещи.
Однако же это им не удалось, потому что они все время наталкивались на преграды, и это их очень сердило. И тогда они пробили потолок данного им мира и докопались до его дна, проникнув тем самым за пределы неба и под землю. <…>
Говоря так, они боялись, поэтому бросали в трясину смех, как плоские булыжники, по которым можно будет преодолеть пропасть [незнания].
Меня, когда я их встретил и услышал, огорчили эти слова, потому что, сжатые в ладонях, они хрустели, как скорлупа, некоторые же были червивыми. <…>
Астроном касается звёзд присоской своего телескопа.
Ребёнок гладит мех, покрывающий толстую ногу великана эдакого зелёного лохмача, живущего в приливе и отливе дней (некоторые называют его деревом).
Я хотел успокоить людей, которые трепыхались, нанизанные на остроконечные углы улиц.
«Формула Лимфатера» (Formuła Lymphatera), 1961
… люди, равнодушные к математике, глухие к ней, всегда казались мне калеками! Они беднее на целый мир такой мир! Они даже не догадываются, что он существует! Математическое построение — это безмерность, оно ведёт, куда хочет, человек будто создаёт его, а в сущности лишь открывает ниспосланную неведомо откуда платоновскую идею, восторг и бездну, ибо чаще всего она ведёт никуда… — перевод: В. П. Ковалевский, 1963, 1993
… ludzie pozbawieni matematyki — głusi na nią — wydawali mi się zawsze kalekami! Ubożsi o taki świat! Nawet go nie przeczuwający! Taka konstrukcja matematyczna to ogrom — prowadzi, dokąd chce, człowiek niby stwarza ją, a w gruncie rzeczy odkrywa tylko zesłaną, niewiadomo skąd, ideę platońską, zachwyt i przepaść — bo najczęściej prowadzi do nikąd…
«Два молодых человека» (Dwóch młodych ludzi), 1965
Вакуум молчаливыми магнитными бурями атаковал бронированную оболочку его корабля, которая уже не была такой гладкой, такой незапятнанной, как много времени назад, когда он отправлялся в полет, стоя на колонне вспененного огня. Металл, наиболее твердый и устойчивый из возможных, постепенно улетучивался, уступая атакам бесконечной пустоты, которая, прилипая к глухим стенам этого столь земного, столь реального предмета, высасывала его снаружи так, что он испарялся, слой за слоем, невидимыми облачками атомов — но броня была толстой, рассчитанной на основе знаний о межзвездной сублимации, о магнетических порогах, о всевозможных водоворотах и рифах величайшего из возможных океанов — пустоты. <…>
Корабль мчался так быстро, почти как свет, и так тихо, как тень, как будто бы он вообще не двигался, а только вся Галактика покидала его, опадая в глубину спиральными извивами своих ртутных, пылью прошитых рукавов. — вошел в авторский сборник «Охота», 1965; перевод: В. И. Язневич, 2003
